Доктор филологических наук Е. И. Дергачева-Скоп (Новосибирский гос. университет) посвятила свой доклад ««Мемораты» в исторической прозе XVII века» определению типов собственно исторического повествования. Так, по мнению докладчицы, выделяется «историческое повествование, защищенное авторитетом и канонами «книжной школы»» – это официальный тип исторического повествования, причем официальный заказ, идеологические задачи или следование книжника определенной литературной школе диктуют и «уровень историзма». От этого отличается «народный» тип исторического повествования, который включает собственно «мемораты» и меморатные по своей основе «устные летописи». Эти произведения наравне с историческими фактами включают слухи и толки, воспринятые как достоверные события. В этих произведениях особое место уделяется факту, которым автор не поступается в угоду канону. Для собственно меморатов характерен культ исторической детали как факта человеческой памяти. Народный тип исторического повествований, в обеих своих разновидностях, поглощается, как отметила Е. И. Дергачева-Скоп, традиционной литературой в период «благосклонного» отношения последней к демократической традиции или как результат активного вмешательства самого демократического читателя в текст официальной книжной традиции.

Кандидат филологических наук Л. В. Титова (Институт истории СО РАН, Новосибирск) прочитала доклад «Жанр «видений» в историко-публицистических текстах XVII века: Сказание Авраамия Палицына об осаде Троице-Сергиевой лавры и Послание дьякона Федора сыну Максиму». На примере «видений», содержащихся в этих двух произведениях, Л. В. Титовой показаны те новшества, которые были принесены публицистами эпохи Смуты в литературу XVII в. и которые успешно развивались полемистами второй половины века. Особое внимание в докладе было уделено специфике «видений», описываемых дьяконом Федором в Послании. Из-за политической заостренности эти авторские «видения» изымались из рукописей, что является ярким примером их публицистической действенности.

В докладе доктора филологических наук Е. М. Юхименко (Государственный исторический музей, Москва) «Выго-Лексинский летописец: история создания и текста» был дан полный источниковедческий анализ Выго-Лексинского летописца и определено место этого памятника в кругу сочинений выговской литературной школы. Изучение выговских рукописей XVIII–XIX вв. выявило первоначальное отсутствие в старообрядческой киновии летописания как самостоятельного жанра. Интерес к собственной истории удовлетворялся в то время многочисленными памятниками других, повествовательных жанров. Необходимость составления краткого летописца обнаружилась лишь к 60-70-м гг. XVIII в., когда на основании письменных источников были составлены Первая редакция Выго-Лексинского летописца и дополнявший ее свод синодичных записей. Новый этап летописной традиции Выга связан с подъемом духовной и культурной жизни старообрядческой киновии, начавшимся с 80-х гг. XVIII в. Около 1819 г. Феодосия Герасимова составила Сводную редакцию памятника, под пером этой книжницы летописание Выга приобрело новый масштаб: история старообрядческой киновии была включена в канву общероссийских событий. Последняя, Сокращенная редакция Летописца была составлена около 1850 г. Изучение истории создания и текста Выго-Лексинского летописца позволило выявить эволюцию поздней старообрядческой летописной традиции и ее очевидную связь с состоянием духовной жизни религиозной общины.

Вечером 26 ноября участники конференции собрались на пленарное заседание (председатели – Р. Штихель и Г. М. Прохоров). Открыл заседание доклад кандидат искусствоведения О. М. Иоаннисяна (Государственный Эрмитаж) «Памятники владимиро-суздальского зодчества как исторические источники эпохи Андрея Боголюбского и Всеволода Большое Гнездо». Он был продолжением доклада, сделанного ранее на заседании Отдела древнерусской литературы ИРЛИ РАН, где были представлены архитектурные свидетельства того, что мастера к князю Андрею Боголюбскому пришли от Фридриха Барбароссы. Настоящий доклад – вторая часть работы – содержал исторические доказательства. Андрей Боголюбский, как показал ученый, занимал позицию между Византией и Западом, и был интересен и тем, и другим, особенно Западу (докладчик обратил внимание на то, что в западных источниках этот русский князь именовался «цесарем»).

С. Матхаузерова «К параллелям в исторической повествовательной литературе». В докладе была сделана попытка привести несколько примеров образности в агиографических текстах. На сравнении двух житий, Прокопия Устюжского и Прокопа Сазавского, были раскрыты разные функции агиографической мистики средневековой повествовательной литературы. Сходство имени подчеркивается сходством чудодеяний. На основе сходства чудодеяний был поставлен вопрос о возможностях реальных исторических связей.

Доклад Е. К. Ромодановской «Тобольская летопись и Сибирский архив» касался чрезвычайно важного вопроса истории позднейшего летописания – взаимоотношения летописи и документа. Эта проблема была рассмотрена не примере «Описания о поставлении городов и острогов в Сибири по взятии ее» (летописного памятника второй половины XVII в.) и послужившей, по мнению докладчика, его источником «Росписи сибирским воеводам, которые посланы были в Сибирь со 153-го году [и] в нынешнем во 167-м году». Отметив характерность «перечневого» типа для позднего летописания, Е. К. Ромодановская сделала вывод, что «летопись… все более уступает место “росписи”, по своей структуре и характеру текста почти совпадая с документом».

Д .К. Уо «Местное самосознание, религия и “изобретение” регионального прошлого» (Сиэтл). История возникновения исторического повествования на Вятке тесно связана с развитием культа местных святынь и особенно с почитанием иконы Николая Великорецкого. Хотя считается, что икона явилась в XIV веке, и возникновение крестного хода с ней датируется временем не намного более поздним, скорее всего, возникновение культа датируется серединой XVI в. Только после принятия иконы в Москве город Хлынов стал важным религиозным центром, и только спустя столетие начали писать раннюю историю иконы на основании устных легенд. Приблизительно в это время началась вятская историография. Расширение культа иконы, развитие вятской исторической мысли и развитие местного самосознания, - все сочетается в одном памятнике начала XVIII в., в известной «Повести о стране Вятской». В ней выражается идея вятской исключительности, главным образом потому, что Хлынов является «богоспасаемым городом». Получается, что возникновение местного самосознания на Вятке является поздним феноменом, как раз в ответ на стремление правительства и церкви центрилизировать власть и воссоздать общенациональное самосознание. Такой вывод ставит под вопрос важные черты общепринятой схемы «модернизации» в эпоху Петра Великого.

27 ноября был экскурсионным днем. Участники Вторых Лихачевских чтений посетили Екатерининский дворец в г. Пушкине (Царское село), где им посчастливилось увидеть недавно отреставрированную Янтарную комнату, и побывали в Константиновском дворце в Стрельне, восстановленном к 300-летию С.-Петербурга.

В день рождения Д. С. Лихачева участники конференции, сотрудники Пушкинского Дома, коллеги Д. С. Лихачева и его ученики приехали на его могилу в Комарово, а затем отслужили панихиду в Князь-Владимирском соборе. Вечером на пленарном заседании (председатели О. В. Творогов и А. В. Кобак) с воспоминаниями о Д. С. Лихачеве выступили А. А. Фурсенко, Й. Накамура, А. С. Кушнер, С. О. Шмидт,[5] М. П. Сотникова, Б. Ф. Егоров, В. Е. Багно, а В. П. Бударагин прочитал свои стихи, посвященные Д. С. Лихачеву. Сотрудник Благодатворительного фонда им. Д. С. Лихачева О. Л. Лейкинд представил интернет-сайт «Академик Д. С. Лихачев». После этого участники конференции увидели фильм «Неизвестный Лихачев», снятый внучкой Д. С. Лихачева З. Ю. Курбатовой.

Последняя часть вечернего заседания была посвящена подведению итогов Вторых Лихачевских чтений. Выступившие Е. К. Ромодановская и Н. Ф. Котляр отметили чрезвычайную содержательность конференции и высокий уровень ее организации, а закрывший заседание О. В. Творогов выразил надежду на новую встречу в год столетия со дня рождения Д. С. Лихачева.

[5] С. О. Шмидт не смог присутствовать на конференции, на заседании был прочитан текст его выступления.